Снег вперемешку с дождем мелкими крупинками снова летит снизу вверх. Если выйти сейчас на улицу, то через минуту останешься без макияжа. Маска будет смыта. А кто ты без нее? Ты лежишь на кровати. Смотришь в окно. Вверх. В серую пустоту. А она - в тебя. Впускает в опустевшее тело горько-сладкий дым воспоминаний о нем. Все о нем. Как оно похоже на него. Это серое небо. Равномерно разлитые дождевые облака непредсказуемы. Чего ждать? Одно знаешь - будет грустно и одиноко. Серо и сыро. В твоем сознании больше не места ярким краскам. Они перепутались и смешались с грязью под ногами. Черпнула из лужи мерзлой каши. И все стало серым. Ты – треснувшее зеркало, отражающее небо. Серое небо, напоминающее тебе цвет его глаз. Его слова. Они всегда имели привкус металла, запах предгрозового неба. Ты ждешь удара с каждым вдохом, но по-прежнему не готова принять его. По-прежнему страх одолевает тебя и тянет куда-то вниз. Ниже уже и некуда. Барахтаешься в небе… В его отражении в луже. И ты сама уже становишься того серого мышиного цвета, который не выведешь никаким пятновыводителем. Он заполняет тебя до отказа так, что хочется кричать от боли и отчаяния. Выхода нет. И входа тоже. Нет. Об это ты спотыкаешься ежедневно, ежеминутно. Секунды моросят назойливо. Китайская пытка длиной в жизнь. Мутная вода вот-вот выплеснется через край. Капля. Еще капля. И смысл теряется. Выплескиваешься, прорываешь серую пелену. Просыпаешься колкими льдинками на промерзшую землю. Летишь за воротник. Вонзаешься в душу. Хочешь утопить его в боли. Напоить до бессознательного состояния горькой влагой. Пропитать его насквозь так же, как тебя это небо. И он чувствует это где-то там. Далеко. И разрывается от непонимания, от тоски. Ищет и не может найти то же что и ты. Но чужую боль не понять. И выхода нет. Входа тоже. Нет.
Господи... Как больно. Небо серое.
Ливни бьют все жестче, все неистовей
Что с руками собственными сделала?
Как теперь страницы перелистывать?
И висят они безвольно плетями.
Кто их не поднимет - книзу падают.
Ночь прошла, а я и не заметила.
День пройдет, а я ему не радуюсь.
Ночь и день, и снова все по-новому.
Грусть моя все гуще. Все пронзительней.
Свет и тень цепями крепко скованы.
Важно ль побежденный, победитель ли...
Важно только то, что мир не вертится.
Боль застыла снегом на вершинах гор.
Ни к чему весь этот странный разговор.
В перемены мне уже не верится.
Я не жду. Сижу. Глотаю горький дым,
Закусив его полночным облаком.
Все что было светлого - осталось с ним.
Я ж - с горы лечу в в геенну покатом.
Мне не страшно и не больно. Все равно.
И сказать ему мне больше нечего.
Как и прежде будет пусть немым кино,
Что пересмотрю осенним вечером.
![]()
Господи... Как больно. Небо серое.
Ливни бьют все жестче, все неистовей
Что с руками собственными сделала?
Как теперь страницы перелистывать?
И висят они безвольно плетями.
Кто их не поднимет - книзу падают.
Ночь прошла, а я и не заметила.
День пройдет, а я ему не радуюсь.
Ночь и день, и снова все по-новому.
Грусть моя все гуще. Все пронзительней.
Свет и тень цепями крепко скованы.
Важно ль побежденный, победитель ли...
Важно только то, что мир не вертится.
Боль застыла снегом на вершинах гор.
Ни к чему весь этот странный разговор.
В перемены мне уже не верится.
Я не жду. Сижу. Глотаю горький дым,
Закусив его полночным облаком.
Все что было светлого - осталось с ним.
Я ж - с горы лечу в в геенну покатом.
Мне не страшно и не больно. Все равно.
И сказать ему мне больше нечего.
Как и прежде будет пусть немым кино,
Что пересмотрю осенним вечером.